Но главной страстью Людовика была музыка. Король прекрасно играл на клавесине, на охотничьем рожке, в домашних концертах исполнял партию первого баса, любил переложения псалмов, которые сам же и клал на музыку. Танцам его учили с детства, и это искусство ему тоже легко давалось, причем до такой степени, что однажды он всерьез задумал стать балетмейстером. Любопытно, что при всей своей склонности к меланхолии балеты Людовик предпочитал веселые и даже сам исполнял в них партии в стиле гротеск. Танцовщиков и танцовщиц король вербовал в собственной свите, но иногда приглашал и актеров.
До сего дня за ним числились две постановки, показанные в парижской ратуше: балет «Великий бал богатой вдовушки из Бильбао», исполненный 24 февраля 1626 года, и балет «Всерьез и гротескно», исполненный 16 февраля 1627 года. И вот его величество затеял новое произведение.
Всю осень он писал музыку, рисовал костюмы, заказывал их портным, ссорился и мирился с музыкантами. Кардинал был очень доволен этой возней, потому что человек, занятый разводкой балетных фигур, меньше думает о грядущей войне с Испанией и не слишком беспокоится о проказах трех самых опасных дам королевства — своей изгнанной матушки Марии Медичи, супруги Анны и ее лучшей подруги герцогини де Шеврёз…
— Какая сегодня погода, мой друг? — спросил кардинал.
— Прикажите открыть окно, ваше преосвященство, — смиренно посоветовал капуцин. — Похоже, уже повеяло весной. Дорожки в саду, я полагаю, просохли, и снега ждать уже не стоит.
Ришелье тут же прекратил чесать у Фелимора за ушами и дважды хлопнул в ладоши. Кот от неожиданности утробно мявкнул и метнулся прочь, сбив когтями одеяло хозяина.
— Лоран, кошки! — громко произнес кардинал, чуть повернув голову. Слуга вырос рядом с креслом, как из-под земли. — Пока нет слякоти, нужно их вывести на прогулку.
Так же молча Лоран махнул кому-то рукой и исчез. Сейчас же несколько лакеев, выполнявших обязанности кошачьих смотрителей, взялись за работу.
Старожилы кошачьей компании — Сумиз, Рубин, Пирам и Тисба, уже усвоившие, что их приглашают на приятный променад, шли к выходу сами, требуя, чтобы лакеи отворяли перед ними двери. Это всегда смешило кардинала до слез. Упрямого же Люцифера, меланхоличного Ракана и соню Перрюка приходилось уговаривать. Именно этим обычно занимался Лоран. Белую ангорку Мими-Пайлон и сэра Фелимора выводили на поводках — так они были приучены с детства. Для огромного лохматого Портоса тоже пришлось заказать поводок. Кот, привезенный посольством месяц назад из далекой Московии, оказался почти диким, своего имени еще не понимал и при любом удобном случае затевал склоки с другими котами. Но наконец и его удалось вывести в сад.
Животные моментально разбрелись по газонам и кустам, занявшись интимными кошачьими проблемами, а лакеи встали в кружок — посплетничать на свежем воздухе вдали от отца Жозефа и мадам де Комбале, которая тоже как раз появилась на аллее со своей гостьей, мадам де Сабле.
Сад Пале-Кардиналь был окружен со всех четырех сторон зданиями. Сам дворец, в котором поселился его преосвященство, великолепная кордегардия, картинная галерея и хозяйственные службы уже были завершены. Оставался театр. Его Ришелье строил для постановки своих собственных трагедий. Хотя в какой мере они были собственными — парижане точно не знали, зато знали, что на жалованье у кардинала состоят пятеро поэтов и драматург Жан Ротру.
Вот со стороны этого недостроенного театра ровно в полдень и раздался собачий лай в полдюжины глоток. Начался форменный бедлам.
Псы профессионально рассредоточились по саду, преследуя котов и кошек, а перепуганные лакеи с криками бросились их спасать. Сумиз, Рубин и Пирам — сами кинулись к людям, мгновенно очутившись у них на плечах. Слуги тут же переправили ошалевших животных в первые подвернувшиеся окна. За остальными пришлось бегать по аллеям и тропинкам и драть глотки до хрипоты, выкликая попрятавшихся зверьков. Лоран же, вооружившись забытым в саду складным табуретом, лупил бродячих псов, что было силы. С кухни к нему на подмогу прибежали поварята, из кордегардии — несколько гвардейцев, свободных от караула. Загремели выстрелы, к общему шуму и гаму добавились отчаянный собачий визг и скулеж.
Четверть часа спустя на дорожках сада лежали шесть собачьих трупов. Гвардейцы некоторое время еще прохаживались по саду, внимательно осматривая подозрительные места на предмет укрывшихся четвероногих налетчиков, и похвалялись друг перед другом своей меткостью. Лакеи в который раз пытались сосчитать собранных котов и кошек, продолжавших нервно метаться по комнатам. Как будто все животные уцелели, псы никого не успели порвать. Ришелье, высунувшись в окно, громко потребовал немедленно привести к нему в кабинет всех его любимцев. Лакеям вновь пришлось шарить по всем закоулкам и увещевать взъерошенных кисок, а потом — кто по одному, кто по двое — тащить их, мяукающих и брыкающихся, к хозяину.
— Ваше высокопреосвященство! — вдруг заорал не своим голосом из сада Лоран. — Извольте позвать лекаря! Мадам умирает!..
— Берите ее на руки и несите ко мне, лекарь сейчас же будет! — тут же откликнулся кардинал.
— Я ее не подниму, ваше высокопреосвященство!
— Как это — не подниму?!
— Да в ней добрых сто двадцать парижских фунтов веса!..[6]
Если Лоран и ошибся, то ненамного. Пышногрудая мадам де Комбале, лежавшая на жухлой траве в обмороке, примерно столько и весила. Рядом разметалась без чувств худенькая мадам де Сабле.
Буквально через минуту на помощь слуге поспешили гвардейцы и внесли обеих дам во дворец, прямиком в гостиную его преосвященства. Лоран же, как умный лакей, поспешил в другую сторону — показать свою находку отцу Жозефу. Это был поводок кота Портоса, перерезанный посередине.
— Где ты взял это, сын мой?! — спросил изумленный капуцин.
— Выпало наземь, когда мадам поднимали, святой отец.
— А где… Портос?
— Не знаю, святой отец!
— Тогда помолчи пока об этом поводке…
Лоран послушно кивнул, вернувшись в гостиную, созвал кошачьих слуг и велел всем отправляться снова в сад — искать дикого Портоса. Лакеи разбежались по аллеям в поисках кота, но безрезультатно. Потом обшарили весь дворец, от погребов до чердаков, — тоже ничего. Самые упорные еще часа два бегали по окрестным улицам, расспрашивали прохожих: не попадался ли кому на глаза огромный и пушистый серый кот в красном сафьяновом ошейнике и с красным поводком.
Но Портос как в воду канул.
Отец Жозеф, убедившись, что в Пале-Кардиналь кота нет, отдал распоряжения слугам, а час спустя вошел в личные покои мадам де Комбале.
